* * *

В индустриальном микрорайоне,
Где в коробках довоенной постройки
Мирно соседствуют воры в законе
И забубенные люмпен-опойки,

В микрорайоне, где грязной весною
Рынок блошиный бананово-сладок,
Где по утрам вороват и виновен
Каждый проспавший на службу и в садик,

В криминогенном микрорайоне
С нежными крымскими красками смога,
Сидя в трясучем трамвайном вагоне,
Ты отправляешься в путь понемногу
В царстве молчания, взглядов неловких,
В центре затмения, в гуще народа --
Мимо столовки до той остановки,
Мимо завода на край небосвода.

Нижний Тагил


* * *

Быстрее, чем люди, стареют дома,
С их лиц осыпается солнце.
По городу бродит ослепший трамвай,
По городу время несется.

Вослед Ермаку по горячей реке --
Разводы бензиновых радуг.
Труба заводская в седом парике.
В империи полный порядок.

Лежат за стеклом большевистский наган,
Кружочки демидовских денег.
И тьма оседает на белый экран
В безлюдном кино "Современник".


* * *

Как наши лица построжели!
Как вырос круг дурных примет!
Под шорох предостережений
Боимся собственных побед.

Мы думаем, в нас мудрость злится
На эти злые времена,
Но наша жизнь не так страшна,
Как наши каменные лица.


* * *

Когда, раздавлен несвободой,
Кусаешь губы до крови,
И утро мстит тебе: "Работай!",
А ночь велит тебе: "Живи!" --

Приходит ясное мгновенье,
И вот в стране твоих разрух
Само себя вдруг видит зренье
И сам себя вдруг слышит слух,

Судьба прощается с судьбою --
Ты столько ей успел налгать!
Единый миг -- и ты свободен
Любую правду выбирать.


* * *

Прогулка, пляж. И каждый божий
День молодцом встает из пепла.
Нещадно, до гусиной кожи
Печет над Черным морем пекло.

На солнце бьются, точно рыбки,
Солоноватые улыбки,
И смотрят сухо и устало
Глаза, старинные, как скалы.

Поселок, выползший из моря,
Все лето полотенца сушит,
И ветром сорванные груши
Плетутся сами за подворья

И по крутым ступенькам -- дальше,
К ленивой пене лежбищ платных,
Откуда угорелый дачник
Влачится ввысь на ножках ватных.


* * *

В ливадийском дворце, где последнего тень самодержца
Выцветает, как старое фото; где в мягких сапожках диктатор
До сих пор за добычей крадется; где полжизни отдашь за мадерцу
Местной выдержки крепкой; где экскурсанты, да солнце,
да катер,
Тарахтящий в лазурной дали, -- вот и все, что свободно и живо
В ливадийском дворце, бывшей вотчине бывшего ляха,
Заселенном сначала царями, вождями, а далее -- вшивой
Голытьбой... Им, теснящимся призракам, плохо
Уживаться в стенах инкерманского белого камня --
И покинуть нельзя ни на час осажденные светом палаты:
Архитектор-мертвец, то один, то другой, все опять поменяет местами,
И поди поищи, где вчера ночевал генерал-губернатор...


В Гурзуфе

"Редеет облаков летучая гряда..."
Я список тощих яств прочел до середины.
На сих брегах теперь иные господа
Иную славу жнут, черны, как сарацины.

На свете счастья нет, и это снится нам:
За столиком пустым грустят покой и воля,
А в кошельке шуршат сосисок двести грамм,
И если повезет, то доза алкоголя.

Где воля, где покой? Но в этом самом сне
Музейная вдова, глупышка с мокрым носом,
Привычно замерев над чеховским пенсне,
Вдруг разглядит полет над пушкинским утесом.

Два облачка шальных, летящих на восход,
Навеет ей одной отпущенник небесный.
И расцветет она бог знает чьей невестой.
И на пути в Юрзуф споткнется теплоход.


* * *

Пока искал для счастья повод,
Вдруг угодил на поводок.
Несложное собачье право
Усвоил вдоль и поперек.

Живу на брошенных костях.
Брожу в заношенных шерстях.
Зато в печали так скулится,
Так лается на радостях!


* * *

Пожелтевшую пыль в пожелтевшие складывать папки,
Отвлекаться от мыслей, работ, залезать в электричку
И срезать на опушках грибы под названьем обабки,
И дуреть с непривычки.

И обратно -- тесемочки складывать крестообразно,
Чтобы крепче хранили минувшую длинную скуку,
А грибы засушить и моментом собраться обратно --
В гости к сыну, к далекому внуку,

И желтеть, как листва, драгоценною сыпаться пылью,
Зарабатывать бабки, срезать аккуратно обабки,
Сыну папки отдать и наполнить для внука копилку,
И моментом обратно,

Где уже ничего интересного не происходит,
Где напротив окно наконец-то не светится больше
И домой улетает потомков отряд поисковый,
Позабыт-позаброшен.


* * *

Побросают щиты.
Побросают шутов со щитов.
И в расстрельные списки
Соберут получивших награды.
Трибуналы сойдутся,
И раны свои сосчитав,
Крепко выпьют сперва,
А потом сформируют отряды.

И отряды пойдут исполнять
Свой свинцовый приказ.
К стенкам встанут одни,
А напротив их встанут другие --
И пальнут вразнобой,
От души,
Не зажмуривши глаз.
Тех, кто грабил Россию, убьют
И угробят Россию...

...Это, может быть, бред.
Но голодные дети -- не сон.
И покуда по школам
Блокадные делят лапшинки,
По хрущобам постылым
Гуляет вражда колесом
И к пустым небесам
Поднимает людей, как пушинки.

А по всей поднебесной --
Не стон, и не брань, и не плач --
Смутный шелест надежд.
Надо жить.
Занимать на картошку.
И, наверно, займут.
А не смогут отдать --
Вот и грянет палач.
И найдется кормежка ему
За его работешку.


* * *

Погода -- бестолочь. В дождливом межсезонье,
В молочном месиве начала сентября
У мрачных статуй увлажняются ладони,
А ливни им одежду серебрят.

Пока дожди, пока не разберешь,
Кто тень, кому играть на главной сцене,
На постамент вождя влезает вошь
И совпадают наши с нею цели...

Храни Господь трамвайную дугу,
Почтительно скользящую поодаль.
Уехать -- это все, что я могу,
Бесполый зритель, баловень бесплодный.

А льет и льет, и бесконечно льет,
И на слепом табло залило год.
Трамвай скользит по замкнутому кругу
Под черную властительную руку.


* * *

Луна дымится. У собаки
В глазах -- ночные холода.
От запорошенной сарайки
Лежит тропинка в никуда.

Душа щетинится от ветра,
И видно богу одному,
Как свет слетает с тонких веток
И опускается во тьму.


Зимний полдень

У места хлебного -- помойки --
Вороны ходят величаво.
Смиренно слушают опойки
Их суд картавый.

Зима седые постирушки
Балконам грузит на закорки,
И солнце катит простодушно
С дворовой горки.

К слепым шестнадцатиэтажкам
Следы гуськом уходят греться,
И ветер тычется мордашкой
Куда-то к сердцу.

А снег идет. И снега больше,
Чем темных вод в пучине Понта.
Автобус топчется, как лошадь,
У горизонта.

А здесь, кося умно и робко
На землю, плоскую, как миска,
Вороны роются в коробках.
Весна неблизко.


* * *

По причине зимы безразмерной
Дует ветер холодный и скверный --
Поднимай воротник и спеши,
На ухабах скользя и хромая,
К полнозвучной жестянке трамвая,
Там забудешь себя за гроши.

Жизнь такая короче и проще:
За тебя он скрежещет и ропщет,
За тебя он и кружит, и мчит.
За детей, за мужчин и за женщин
Пусть железо трещит и скрежещет,
Пусть железо в железо стучит.

В снежной выси, в морозной пучине
По какой-то огромной причине
Не припомнит никто никого.
Одинокая тропка пустая
От подъезда дойдет до трамвая
И замрет, ожидая его.


* * *

...прекрасная, скажем, пора.
Рассветающий город.
Очарованный двор.
И подъездная ржавая дверь.
Осень жмется к земле,
И туман тяжело тебе дышит на ворот.
Увядает природа.
Но как-то без пышных потерь.

Никаких голосов.
Каждый молча выходит из дома.
Каждый молча идет
По аллеям из кленов и лип.
И по тихому буднему утречку --
Сено-солома --
Каждый к цели стремится,
Кроме тех, кто проспал и погиб.

Их счастливые души
Витают над облачной пеной,
И все чудится им,
Что они, потеряв,
Сберегли
Терпкость ранних опят
И роскошь багряного тлена,
Запах яблок морозных
И стылой земли.


* * *

"Будешь помнить меня?" -- "Никогда,
Никогда я тебя не запомню,
Как забудет ночная вода
О навеки потерянном полдне.

Утони -- ты увидишь на дне,
Как студено смеркаются рыбы,
А за ними в зеленом огне
Чуть шевелятся мертвые глыбы."

"Не трави меня этой тоской --
Там, в глубинах, покоится Китеж!" --
"Утони, ты увидишь покой,
Больше ты ничего не увидишь".


* * *

Русой девочке, дочке чужой,
Расскажу о лягушке-царевне.
Высоко над вечерней межой
Холода обнимают деревню.

Задремлю -- мне вопьется в лицо
Неприкаянный ветер покоса,
И туманы подымут легко
Над окраиной смутных лесов
Безымянные звезды погоста.

Дальний поезд излетной стрелой
Повторит кривизну горизонта
И, в чащобу упав полусонно,
Задрожит в паутине сырой.

И ребенок впервые поймет
Звук посмертный, пожизненный, острый:
Так на небо возносятся звезды,
Так стрела на излете поет.